Инструктор спецназа ГРУ - Страница 53

Каждая деталь мозаики стала на свое место. Сюда прекрасно укладывались даже волшебным образом выловленные лещи. Девятиэтажки стояли в ряд, разделенные узкими проездами, которые вели в зеленые сумрачные дворы. Как и ожидал Илларион, даже дождь не изгнал со двора вечных московских старушек. Конечно, лавочки перед подъездами были пусты и мокро поблескивали, но любительницы подышать свежим воздухом перенесли свой штаб в старую, покосившуюся беседку, полускрытую разросшейся сиренью.

Илларион подошел к беседке и изобразил самую очаровательную из своих улыбок.

— Здравствуйте, девушки. Вы мне не поможете знакомого разыскать? Виктора Быкова вы не знаете? Хромой такой, бородатый, на зеленом «москвиче» ездит. Где-то здесь он живет, только не помню где.

— А зачем он тебе понадобился, милок? — поинтересовалась самая молодая из «девушек», подозрительно разглядывая Иллариона сквозь сильные очки в черной пластмассовой оправе, на переносице скрепленной лейкопластырем. — Ты, часом, не из этих?

— Это из каких же?

— Да всякие бывают. Придут, поулыбаются, а у человека потом в доме одни стены остаются.

— Ну, что вы! Просто мы служили вместе когда-то. Встретились, выпили, как водится. Он меня к себе домой привел, посидели хорошо… В общем, забыл я у него свою записную книжку, а я без нее, как без рук, работа такая.

— Это что же за работа? — не унималась зловредная бабка.

— Да двери я людям утепляю. У меня в блокноте адреса заказчиков. На месяц вперед заказов, а я их все потерял. И, главное, помню, что где-то здесь — он живет, беседку вот эту помню, гаражи… А номер дома, квартиру — вот хоть убейте, не вспомню. Помню только, что шестой этаж.

— Седьмой, — поправила старуха. — Хорошо вы, милок, посидели. Жена-то, небось, показала, где раки зимуют?

— Да не женат я, — с притворным смущением сказал Илларион, оборачиваясь на шум подъехавшей к соседнему дому машины.

Это было такси. Оно остановилось у первого со стороны Иллариона подъезда, высадило пассажирку и укатило, спугнув клаксоном перебегавшего дорогу черного кота. Пассажирка показалась Иллариону знакомой. Где-то он видел эту стройную спортивную фигуру и пепельные волосы.

— Незнакомая какая-то дамочка прикатила, — констатировала его собеседница, и остальные старушки вразнобой подтвердили, что да, дамочка посторонняя, и высказали несколько предположений о том, к кому она могла приехать.

— В том подъезде как раз ваш друг и живет, — продолжала бабка, — на седьмом этаже. Сорок третья квартира, от лифта направо. А жениться надо. Что же вы, потом ведь поздно будет.

— Спасибо вам большое, — сказал Илларион и поспешил к подъезду, в который минуту назад вошла молодая женщина.

Он торопился, потому что вдруг вспомнил, кто она такая.

Глава 7

Валентина Климова не находила себе места. Сергей не появлялся со среды, и она уже перестала надеяться на то, что он и трехлетняя Леночка живы. Она доверяла мужу, хотя и рассматривала каждую встречную бабу как возможную соперницу. Знала, что доставляет ему этим много неприятных минут, но ничего не могла с собой поделать, дура ревнивая… И вот он пропал. У женщины? Чушь, чушь, это же надо совсем из ума выжить, чтобы такое подумать, с ним же дочка. У кого-нибудь из друзей он быть не мог по той же причине. Нет, случилось что-то ужасное, это она теперь знала твердо.

Только бы он был жив… Она поймала себя на том, что пережила бы смерть дочери, если бы Сергей был с ней, и разрыдалась в голос, уткнувшись лбом в раму окна, у которого провела весь вчерашний день и половину сегодняшнего. То, что она могла так подумать, было ужасно. Она и раньше знала, что любит его больше, чем детей. Дети были как бы частью его, частью того, что она ощущала как свою семью. Он и был ее семьей, включая в себя дочь и сына точно так же, как мужской род включает в себя женский. Пропади бесследно их дочь или сын — и она точно так же металась бы по квартире, не находя себе места, не зная, чем заполнить образовавшуюся внутри вопящую от горя и ужаса пустоту, но Сергей, будь он рядом, помог бы ей справиться с этим, вытащил бы ее. Семья была бы цела… почти цела.

Теперь же от нее остались обломки. Она да Антошка — два черепка разбитой чашки.

Она оторвалась от окна и бросилась в прихожую — ей показалось, что позвонили в дверь. Валентина живо представила, как он войдет, пропустив вперед дочь, глянет смущенно и виновато и примется что-то объяснять. Пусть это будет самое наглое вранье, пусть он скажет, что их похитили инопланетяне или что они заблудились в сквере у фонтана и блуждали четыре дня без пищи, утоляя жажду водой из луж, — она поверит и тут же обо всем забудет, лишь бы это были они.

Уже на полпути она поняла, что звонок ей просто почудился, но все же добежала до двери и распахнула ее настежь. Разумеется, замусоренная лестничная клетка была пуста. Закрывая дверь, она вспомнила, что сегодня ее очередь подметать лестницу. Это было хоть какое-то дело: не стоять же опять целый день столбом у окна в ожидании звонка.

Она умылась холодной водой и взялась за веник, но тот вывалился из непослушных пальцев. Из рук вообще все валилось. Вчера она разбила любимую Леночкину тарелку с медвежонком на донышке. Когда дочь капризничала, ее уговаривали побыстрее съесть кашу, чтобы найти спрятавшегося внизу мишку. Делал это обычно муж — Валентину дочь в качестве авторитета признавала далеко не всегда, в свои три года прекрасно зная, что с мамой можно поторговаться. А теперь их обоих нет, и тарелка разбилась…