— Про генерала? Слышал… Это что же получается — мы туда едем?
— Туда.
— То-то я сразу подумал: чушь какая-то, жена генерала застрелила… Вот оно что.
— Голова, — похвалил Илларион. — Кстати, голова, у тебя как с сигаретами?
— Последняя.
— А у меня и того нет. Вон магазин. Я схожу за сигаретами, а ты будь хорошим мальчиком и ничего не трогай.
— Хорошо, папочка…
— Если позвонят, — кивнул Илларион на лежавший поверх приборного щитка телефон, — трубку не бери. Пусть думают, что я умер.
— Пусть думают. А позвонить можно? Надо одну встречу отменить.
— А ты говоришь, что девушки не любят.
— Должен же я что-то говорить!
— И то верно. Только лишнего не говори.
— Обижаете, гражданин начальник.
— А ты не обижайся… На обиженных воду возят.
— А кто обижается?
Илларион остановил машину и скрылся в магазине. Его спутник набрал номер и минуты две беседовал с какой-то Лялей в своей обычной шутовской манере. Пока он этим занимался, мимо медленно проехала милицейская машина. Головы сидевших в ней гаишников как по команде повернулись в сторону «лендровера». «Леннон» обворожительно улыбнулся им и приветственно помахал рукой. Гаишники отвернулись, и «луноход», фыркнув, набрал скорость и свернул за угол.
Когда Илларион вернулся, «Леннон» все еще болтал, оживленно жестикулируя. Увидев Забродова, он сделал в его сторону извиняющийся жест и быстро закруглил разговор.
— Все, малыш, — сказал он, — мне пора. Целую в попку. Сама ты дурочка.
Он отключил телефон и с немного виноватым видом вернул его Иллариону.
— Все зло в мире от женщин, — оправдываясь, сказал он. — Во всяком случае, почти вся нервотрепка. И подавляющее большинство бессмысленных вопросов, добавил он, подумав.
— Например? — спросил Илларион, запуская двигатель и отъезжая от тротуара.
— Например: куда ты едешь? Или: а зачем тебе туда надо? Что может быть бессмысленнее этих вопросов после того, как я сказал, что у меня неотложное дело? Отвечаю сразу: бессмысленнее этих вопросов может быть только вопрос, есть ли у меня другая женщина.
— По-моему, вполне естественный вопрос, — пожал плечами Илларион.
— Я где-то читал, что то, что наиболее естественно, наименее всего приличествует существу, наделенному разумом… Я не говорю, что этот вопрос неестествен. Я говорю, что он бессмыслен: если у меня есть другая, я этого не скажу, а если я скажу, что нет, мне не поверят… Так какой смысл спрашивать?
— Резонно. Так что же ты ответил?
— Что у нее красивые глаза.
Илларион рассмеялся. Мимо тянулись бесконечные пригороды, микрорайоны, глухие заборы ремонтных мастерских и непонятных заводов, проложенные поверху теплотрассы и трубопроводы — пыльная изнанка большого города, вечно замусоренное царство плохо налаженного транспорта и ежедневной восьмичасовой каторги, отбываемой ради московской прописки. Несмотря на ранний час и начало рабочей недели, навстречу то и дело попадались подвыпившие работяги.
— На работу, как на праздник, — прокомментировал «Леннон». — Мой папахен тоже всю жизнь так проработал: наденет спецовку, нарисуется перед мастером, а потом через дыру в заборе и — к пивной бочке. В обед, само собой, чего покрепче, ну а после работы — святое дело…
— И что?
— И ничего. Возвращался с работы — мы тогда недалеко от железной дороги жили — и шагнул прямо под электричку. Когда мы за ним в морг приехали, от него все еще водкой разило… Или мне тогда показалось?
— Думаю, показалось, — сказал Илларион. — И как вы с матерью это пережили?
— Ну, праздновать мы, конечно, не стали — неудобно все-таки. Но вздохнули посвободнее. Мне тогда уже пятнадцать было, все понимал. В этом возрасте все все понимают.
— А теперь?
— А теперь я часто думаю: отчего он так пил? Это понятно, что алкоголик, но с чего-то же он начал. Что-то его толкнуло. Мать говорила, что лет до тридцати он в рот не брал. Может быть, это какая-то генетическая программа, и я через пару лет тоже сопьюсь?
Город как-то незаметно сошел на нет, и вокруг привычно замелькали неброские подмосковные пейзажи, тут и там испохабленные следами разумной деятельности царя природы. Илларион с легкой тоской подумал о том, что всего несколько дней назад он спокойно ехал на рыбалку, знать ничего не зная ни о полковнике Се-верцеве, ни, тем более, о капитане Рябцеве с майором Жангалиевым. Сорокину с коллегами придется капитально перешерстить свое ведомство, подумал он. Да и Мещеряков без дела не останется. Кто-то ведь Северцева на меня навел… А еще было жаль озера — о том, чтобы продолжать как ни в чем не бывало ловить там рыбу, не могло быть и речи. Придется поискать другое место.
Мелькнул указатель, и Илларион свернул на проселочную дорогу. Вскоре за полосой кустарника, тянувшейся вдоль дороги, блеснула стоячая вода. Забродов снизил скорость, внимательно вглядываясь в придорожные кусты, но нужное ему место заметил не он, а «Леннон».
— Похоже, это здесь, — сказал он, указывая на участок живой изгороди, где листва слегка пожухла и казалась какой-то примятой.
Илларион остановил машину и вышел на дорогу. Да, похоже, так оно и есть: кора кое-где ободрана, несколько тонких стволюв сломано — кто-то явно потрудился здесь, придавая им вертикальное положение… Со сноровкой бывалого лесовика он проскользнул сквозь путаницу ветвей и увидел болото. В глаза ему бросилась лежавшая неподалеку длинная жердь, вырубленная совсем недавно, от силы три-четыре дня назад. Толстый ее конец был покрыт присохшей тиной.