— Блестящая речь, — сказал Сорокин. — Тебе бы прокурором работать, в суде выступать, а ты тут штаны просиживаешь. Не подпишет Климова показания, даже не надейся. А вот те два сержанта, которых ты послал в Тушино, я думаю, уже утром начнут выдавать на-гора весьма интересную информацию. Тот, что постарше, может быть, и поломается для порядка, а с молодым, я думаю, проблем не будет.
Рябцев начал стремительно бледнеть. Он затравленно бегал глазами по сторонам, все время натыкаясь на улыбающееся лицо Забродова. Эта улыбка не сулила ничего хорошего.
— Подумай, Рябцев, — сказал Сорокин. — Адрес дачи Северцева нам твой Ковалев уже дал. Не скажешь, где Климова — сами найдем. Шкуру надо спасать, Рябцев.
— Уговорили, — прохрипел полинявший капитан, утирая разом вспотевший лоб. — Пропади оно все пропадом! Можете оформлять явку с повинной.
— Некогда нам с тобой сейчас возиться, — отмахнулся Сорокин. — Сдадим тебя дежурному, посидишь до утра в камере и изложишь все в письменном виде. Так где Климова?
— На даче у Северцева. Только вряд ли вы ее достанете.
— Это мы уже слыхали. Северцев там?
— Нет его. К утру должен появиться.
— Ладно, пошли.
— Стоп, полковник, — вмешался Илларион. — Не надо сажать капитана в камеру. Это еще успеется. Капитан поедет с нами.
— Куда это я поеду? — вскинулся Рябцев.
— К хозяину, — сказал Илларион. — Я думаю, он будет счастлив узнать, что ты самолично изловил Забродова.
— Не поеду, — уперся Рябцев. — Лучше сразу пристрелите.
— Поедешь, — сказал Илларион. — Вопрос только в том, впустят нас в ворота или нам придется брать их штурмом. Если будем штурмовать, я понесу тебя вместо щита. Как тебе такая перспектива? Майором тебе все равно уже не стать, зато умрешь, как герой. Погиб при задержании особо опасного преступника — это звучит гордо, а?
— Что ты задумал, Илларион? — спросил Мещеряков.
— Всю жизнь одно и то же: «что ты задумал, Илларион, что ты задумал, Илларион». Я задумал вытащить Климову — нечего ей там сидеть. То, что им не удалось взять ее сына, для нее лично ничего не меняет. Скорее, наоборот, — как только приедет Северцев, за нее возьмутся по-настоящему.
— Она хоть красивая?
— Весьма и весьма. Вот капитан не даст соврать, — кивнул Илларион в сторону Рябцева, который, понурившись, сидел у стола.
— Я мог бы и не спрашивать, — вздохнул Андрей. — Ты почему-то даже случайно с некрасивыми женщинами не знакомишься.
— Это потому, что женщины красивы все без исключения, — назидательно произнес Илларион. — Просто в моем присутствии их скрытая красота проявляется, расцветает и становится заметной…
— По контрасту, видимо, — предположил Мещеряков.
— Видимо, — не стал спорить Забродов. — Давай-ка, полковник, звони в казарму.
Мещеряков вздохнул, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер.
— Дежурный? Ты, Савельев? Полковник Мещеряков тебя беспокоит.
— И тебе того же. Слушай, Савельев, подними-ка по тревоге третий взвод…
— Надо, Савельев.
— А моего приказа тебе мало?
— Что значит — не могу?
— Подожди, Андрей, — сказал Илларион, мягко отбирая у полковника трубку. Дай-ка я попробую.
Мещеряков сунул ему трубку и возмущенно повернулся к Сорокину.
— Совершенно от рук отбились, — пожаловался он.
— Его тоже можно понять, — сочувственно сказал Сорокин. Илларион махнул на них рукой, чтобы замолчали, и сказал в трубку:
— Савельев, привет. Это Забродов.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — сказал невидимый Савельев.
— Петя, у нас тут с полковником возникла одна проблема. Надо бы помочь.
— Если надо, сделаем, Илларион. А что за проблема?
— Да ерунда. Хотим к товарищу в гости зайти, а он не пускает. Ты пришли кого-нибудь, если не трудно.
— Взвода хватит?
— Петя, я же не собираюсь захватывать власть в стране. Десяти добровольцев вполне достаточно…
— Куда прислать?
Илларион продиктовал адрес дачи Северцева.
— Только, Петя, пусть оденутся в гражданское. Ни к чему нашу фирму в это дело впутывать. Автоматы, гранаты — это все пусть полежит до лучших времен. Пистолеты можешь выдать на всякий случай. И пусть прямо к дому не подъезжают, а подождут где-нибудь в сторонке. Я их проинструктирую.
— Хорошо, Илларион. Когда нужны люди?
— Прямо сейчас. Спасибо, Петя.
— Не за что. Я тебе свой должок еще долго буду выплачивать.
Илларион положил трубку.
— Поехали, — сказал он. — Надо успеть до возвращения Северцева. К разговору с ним я еще не готов. Кстати, Рябцев, — повернулся он к капитану, — раз уж у нас теперь взаимная любовь, может быть, ты просветишь нас насчет Алехина?
— Какого еще Алехина?
— Того, который ехал к генералу Рахлину, да так и не доехал?
— Про него ничего не знаю. Слышал, что охотились за каким-то курьером. Машину искали недалеко от генеральской дачи.
— Нашли?
— Нашли. В болоте она утонула. Доставать не стали — пускай, мол, там и лежит.
Илларион многозначительно посмотрел на полковников. Сорокин поаплодировал, а Мещеряков пожал плечами: он видел и не такое и привык к тому, что Илларион ошибается редко. Конвоируя понурого Рябцева, они покинули кабинет и по гулкому полутемному коридору направились к лестнице.
Дача стояла особняком, словно сторонясь неказистых соседей. Примерно в полукилометре от нее разбитая грунтовка вдруг, безо всякого перехода, превращалась в полосу идеально гладкого асфальта, плавно огибавшую невысокие подмосковные холмы, поросшие светлым березовым лесом. Оставив позади дачный поселок и обогнув очередной круглый пригорок, можно было увидеть сквозь частокол березовых стволов серые бетонные плиты монументального, построенного на века забора и выкрашенные в глухой черный цвет железные ворота с калиткой и смотровой амбразурой. Человек, обладающий определенным складом ума, непременно отметил бы, что из амбразуры открывается не только прекрасный вид на подъездную дорогу, но и весьма обширный сектор обстрела.